Прочитал "Фауста".

Это не проза, а стихи. Или, даже, спектакль. Иногда герои обращаются к аудитории.
В общем, объем небольшой. И хуле он писал его десятками лет? Таланта не было что ле?

В общем: начало было замечательное. Что ни фраза - хоть бери и цитируй. Куча умных мыслей, сюжет предвещал что-то великое.
Главный герой заключил сделку с дьяволом о том, что дьявол никакими ухищрениями не сможет помешать рвению Фауста к истине (ну как-то так). Началось с лямуров - Фауст совратил девушку (14 лет?)

А потом... полный слив сюжета... ключевые моменты попросту отсутствуют (например, это совращение). Уже после таких отсутствующих сцен люди начинают о чём-то говорить, и начинаешь понимать, что произошло. Да и цитировать уже нечего.
Во второй части вообще идёт какие-то непонятные сюжеты, вырванные из разных реальностей и времени.

Но чо, считается шедевром.

Кто пожил, на того не угодишь ничем,
А тот, кто не созрел, доволен будет всем!

Где зло, там женщина идёт
Шагов на тысячу вперёд.

...

Мужчина вздумает - и в миг
Одним прыжком обгонит их.

Ты всегда найдёшь оправдание!

Доктора Зло.

Зло

зло. Но не Зло!

То имя, а то понятие, ослёночек.

имя: фрау Шлюхе

Ариетта, обреченная причудливым судьбам, для которых она в своей идиллической невинности, казалось бы, вовсе не была создана, раскрывается тотчас же, полностью уложившись в шестнадцать тактов и образуя мотив, к концу первой своей половины звучащий точно зов, вырвавшийся из душевных глубин, — всего три звука: одна восьмая, одна шестнадцатая и пунктированная четверть, которые скандируются примерно так: «синь-небес», «боль любви» или «будь здоров», или «жил-да-был», «тень дерев» — вот и все. Как дальше претворяется в ритмико-гармонической и контрапунктической чреде этот мягкий возглас, это грустное и тихое звукосочетание, какой благодатью осенил его композитор и на что его обрек, в какие ночи и сияния, в какие кристальные сферы, где одно и то же жар и холод, покой и экстаз, он низверг и вознес его, — это можно назвать грандиозным, чудесным, небывалым и необычайным, так, впрочем, и не назвав все это по имени, ибо поистине оно безыменно! И Кречмар, усердно работая руками, играл нам эти немыслимые пресуществления, пел что было сил: «дим-да-да» и тут же перебивал свое пение криком: «Непрерывные трели, фиоритуры и каденции! Слышите допущенную условность? Вот-вот… речь… очищается… не от одной только риторики… исчезла ее… субъективность. Видимость искусства отброшена. Искусство в конце концов всегда сбрасывает с себя видимость искусства. Дим-да-да! Прошу внимания, мелодию здесь… перевешивает груз фуги, аккордов: она становится монотонной, статичной! Два ре! Три ре подряд! Это аккорды — дим-да-да! Прошу слушать, что здесь происходит».

"Но в то же время это большой искус, и мы должны очень присмотреться к субстанции новых людских единений сегодня, когда либерализм повсюду отмирает: обладает ли эта субстанция подлинностью, является ли объект, осуществляющий эти единения, чем-то реальным или только продуктом, ну, скажем, романтической структурности, порождающей идеологические объекты номиналистским, если даже не фиктивным путем"

Наткнулся таки (наконец-то!) на знаменитую книгу
Замяткин Н.Ф. - Вас невозможно научить иностранному языку

"Если с вами такое происходит, мой любезный моему сердцу собеседник, то перестаньте, пожалуйста, впустую тратить  ваше ограниченное на этой бренной земле время и займитесь каким-либо более мирным и более приятным для себя трудом, как то: разведением кроликов на мясо,  бегом трусцой, игрой частушек на завалинке,  изучением  трудов  классиков  марксизма-ленинизма,  вышиванием крестиком  по  ноликам  или  какой-нибудь  другой  камасутрой."

"Ученик– существо подневольное. Невидимыми, но от этого не менее прочными цепями прикован он к своей постылой парте! Он каждый день гибнет, штурмуя неприступную  для  него  высоту  иностранного  языка,  а  безжалостный  генерал-учитель все посылает  и посылает его в лобовую атаку с одной только тощенькой авторучкой в руках на крупнокалиберные пулеметы модальных глаголов, колючую проволоку прошедших времен и стальные надолбы безличных конструкций…
Склоним же наши головы в память о невинно павших в этой неравной борьбе…"

«Уж лучше я – хороший человек – ее изнасилую, чем какой-нибудь мерзавец!»